Неточные совпадения
Я часто, очень часто чувствовал людей как угрожаемых смертью, как умирающих и представлял себе молодых и
радостных как больных, постаревших, потерявших
надежды.
В окно тихо стукнули — раз, два… Она привыкла к этим стукам, они не пугали ее, но теперь вздрогнула от
радостного укола в сердце. Смутная
надежда быстро подняла ее на ноги. Бросив на плечи шаль, она открыла дверь…
И ей казалось, что сам Христос, которого она всегда любила смутной любовью — сложным чувством, где страх был тесно связан с
надеждой и умиление с печалью, — Христос теперь стал ближе к ней и был уже иным — выше и виднее для нее,
радостнее и светлее лицом, — точно он, в самом деле, воскресал для жизни, омытый и оживленный горячею кровью, которую люди щедро пролили во имя его, целомудренно не возглашая имени несчастного друга людей.
В тесной комнате рождалось чувство духовного родства рабочих всей земли. Это чувство сливало всех в одну душу, волнуя и мать: хотя было оно непонятно ей, но выпрямляло ее своей силой,
радостной и юной, охмеляющей и полной
надежд.
На третий, на четвертый день то же. А
надежда все влекла ее на берег: чуть вдали покажется лодка или мелькнут по берегу две человеческие тени, она затрепещет и изнеможет под бременем
радостного ожидания. Но когда увидит, что в лодке не они, что тени не их, она опустит уныло голову на грудь, отчаяние сильнее наляжет на душу… Через минуту опять коварная
надежда шепчет ей утешительный предлог промедления — и сердце опять забьется ожиданием. А Александр медлил, как будто нарочно.
Меж тем, Наиной осененный,
С Людмилой, тихо усыпленной,
Стремится к Киеву Фарлаф:
Летит,
надежды, страха полный;
Пред ним уже днепровски волны
В знакомых пажитях шумят;
Уж видит златоверхий град;
Уже Фарлаф по граду мчится,
И шум на стогнах восстает;
В волненье
радостном народ
Валит за всадником, теснится;
Бегут обрадовать отца:
И вот изменник у крыльца.
«Люди же,
радостные и полные
надежд, не заметили смерти его и не видали, что еще пылает рядом с трупом Данко его смелое сердце. Только один осторожный человек заметил это и, боясь чего-то, наступил на гордое сердце ногой… И вот оно, рассыпавшись в искры, угасло…»
Лаевский, утомленный пикником, ненавистью фон Корена и своими мыслями, пошел к
Надежде Федоровне навстречу, и когда она, веселая,
радостная, чувствуя себя легкой, как перышко, запыхавшись и хохоча, схватила его за обе руки и положила ему голову на грудь, он сделал шаг назад и сказал сурово...
В зале уже танцевали польку. Перед глазами Владимира Сергеича промелькнула Марья Павловна с Петром Алексеичем, которого он до того мгновения не заметил; она казалась бледной и даже печальной; потом пронеслась
Надежда Алексеевна, вся светлая и
радостная, с каким-то маленьким, кривоногим, но пламенным артиллеристом; на второй тур она пошла со Стельчинским. Стельчинский, танцуя, сильно встряхивал волосами.
«В настоящее время, полное
радостных и благодатных
надежд, когда отрадно восходит на нашем гражданском горизонте прекрасная заря светлого будущего, когда мудрые предначинания повсюду представляют новые залоги народного благоденствия, — каждый день, каждый час, каждое мгновение этого великого движения имеет глубоко знаменательный смысл в великой книге великих судеб нашего великого отечества, нашей родной России.
В пьесе открывают, что воровка не она, а сорока, — и вот Анету несут назад в торжестве, но Анета лучше автора поняла смысл события; измученная грудь ее не нашла
радостного звука; бледная, усталая, Анета смотрела с тупым удивлением на окружающее ликование, со стороною упований и
надежд, кажется, она не была знакома.
Затем на лице его отразилось некоторое колебание, мелькнула тень сомнения; затем скользнул яркий луч
надежды, и наконец все оно самодовольно оживилось лучезарною и
радостною улыбкою.
— Одно чувство, одна мысль, милостивые государи! — витийствовал меж тем оратор. — Любовь и польза, польза и труд и
надежда на
радостное созерцание будущих плодов его. Любовь к ближним и к общественному благу, труд на пользу общую — это-то и есть совокупляющее нас чувство и единящая нас мысль.
Поэтому религиозное мироощущение неизменно сопровождается известным разочарованием в этом мире, пессимизмом в отношении к данному его состоянию, тем, что иногда зовется «мировой скорбью», но в то же время пессимизм этот есть только тень, которую бросает свет
радостной веры, сулящей победу над миром, подающей
надежду на освобождение и спасение.
Надежда Александровна пристально вглядывалась в Веру. Ее поразил ясный,
радостный свет, сиявший на ее лице, и страдальчески сжатые губы.
В Россию Толстой возвращается в апреле 1861 года, в самый разгар
радостного возбуждения и
надежд, охвативших русское общество после манифеста 19 февраля об освобождении крестьян Толстой рассказывает: «что касается до моего отношения тогда к возбужденному состоянию общества, то должен сказать (и это моя хорошая или дурная черта, но всегда мне бывшая свойственной), что я всегда противился невольно влияниям извне, эпидемическим, и что, если я тогда был возбужден и радостен, то своими особенными, личными, внутренними мотивами — теми, которые привели меня к школе и общению с народом».
Они пошли в сад: он недовольный, с досадным чувством, не зная, о чем говорить с ней, а она
радостная, гордая его близостью, очевидно довольная, что он проживет здесь еще три дня, и полная, быть может, сладких грез и
надежд.
Она взяла его под руку и вдруг засмеялась без причины и издала легкий
радостный крик, точно была внезапно очарована какою-то мыслью. Поле с цветущей рожью, которое не шевелилось в тихом воздухе, и лес, озаренный солнцем, были прекрасны; и было похоже, что
Надежда заметила это только теперь, идя рядом с Подгориным.
Надежда Сергеевна угадывала существенную причину
радостного настроения и шумного восторга своей сестры, и это сильно ее озабочивало.
Только тот, кто никогда не любил, не поймет радости молодого человека при чтении этого письма. Оно превышало все его
надежды, печальный час разлуки с любимым существом вдруг стал для него
радостным и счастливым.
Эразм Эразмович остался в восторженно-радостном настроении духа.
Надежда, что он снова увидит свою жену, как-то совершенно преобразила его: за весь вечер он даже не дотронулся до графинчика и лег спать совершенно трезвый, чего с ним за последние годы никогда не бывало.
Прочтя это таинственное послание, в истине которого нельзя было сомневаться, Волынской то предавался
радостной мысли, что приобретает новые важные права для обвинения Бирона и освобождения России от ига его, ходил скорыми шагами по комнате, обхватив эту
надежду, нянча ее, как любимое дитя свое; то путался в мыслях, отыскивая своего тайного доброжелателя.
Когда на другой день после своего вечера, губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, всё-таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, княжна Марья испытала не
радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и
надежды.
И вдруг все прекрасное, духовное,
радостное, полное
надежд на будущее, вдруг все стало отвратительным, животным и не только печальным, но отчаянным.